– Я не сомневаюсь, – голос профессора звучал чуть суше, чем раньше. Он снова внимательно посмотрел на ее безвольно обмякшую в кресле фигуру и решительно сказал: – Вот что, пожалуй, анализ крови мы у вас возьмем прямо сейчас. Вы завтракали?
– Да.
– Давно?
Элла посмотрела на швейцарские часики, облегавшие ее запястье. Он тоже посмотрел на них и невольно улыбнулся. Да, деньги на палату в его клинике у пациентки явно были.
– Час назад.
– Что ели?
– Сырники с маком и сгущенкой и две чашки кофе.
– С сахаром?
– Да. И со сливками.
– Что ж, хорошо, – он отчего-то потер руки. – Сделаем анализ сейчас и завтра утром натощак. Сравним показатели. Что ж, Эля, я вас сейчас передам своим помощникам. А вечером обязательно зайду проведать. Вы не возражаете?
– Нет, не возражаю. – Элла смотрела ему прямо в невероятные серые глаза, и ей казалось, что в них отражается бушующее в ней пламя. Ей почему-то хотелось прикоснуться к крепким плечам под тонкой тканью бело-сиреневой докторской рубашки, ощутить стальную твердь мышц, и в этом желании крылось что-то настолько неприличное, что Элла густо покраснела. Так густо, как не краснела со студенческих времен, старательно вытравив из себя эту привычку.
Он с легкой усмешкой смотрел на ее зардевшееся лицо, будто знал что-то не подвластное ей. И столько силы было в его взгляде, неожиданно тоже нескромном, совсем не докторском, а мужском, оценивающем, что бушующий в ней пожар стал еще сильнее. Горячая волна, зарождающаяся где-то в глубине, поднималась снизу вверх, заливая желудок, сердце, легкие, горло и голову, не давая дышать, мешая произнести хоть слово, отключая сознание.
Элла попыталась вскрикнуть, чтобы запустить воздух в охваченную жаром грудь, но не успела, потому что потеряла сознание. Семенов еле-еле успел ее подхватить.
Наши дни
Дмитрий Воронов
Поселок Солнечный вопреки своему названию встретил майора Воронова проливным дождем. Пронизывающий ветер гнал по улице желтые и красные листья, от луж поднимался пар, от которого разбитые тротуары казались укутанными туманной дымкой. Сильно пахло яблоками. От их мощного сладкого аромата начинала кружиться голова. Через заборы были видны яблони во дворах. С части из них урожай уже был заботливо собран, но кое-где ветви были еще увешаны налитыми плодами, которые, падая, устилали землю хрустящим под ногами ароматным разноцветным ковром.
Дом, где жил Антон Попов, Воронов нашел довольно быстро. В местное отделение полиции он, по некотором размышлении, решил не обращаться и обойтись собственными силами. Покосившийся деревянный домик выглядел уныло и даже обреченно. Жалобно скрипнула калитка, лениво забрехал облезлый, клочкастый, сразу видно, что старый, пес, привязанный к ветхой будке грязной перетертой в нескольких местах веревкой.
У входа в дом стояли корзины с собранными яблоками, глянцевыми, мокрыми от недавнего дождя, как будто забытыми и никому не нужными. На веревках висело промокшее, спутанное ветром белье, которое постирали, но отчего-то не убрали, отдав на откуп осеннему ливню. На двери висел большой амбарный замок.
Воронов остановился, в нерешительности почесав затылок. Хозяев явно не было дома, и он прикидывал, что лучше – пойти по соседям или все-таки отправиться к местным полицейским за подмогой и информацией. Снова заскрипела калитка, и во двор заглянул невысокий хлипкий мужичонка лет шестидесяти.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он неожиданно густым басом, отчаянно не вязавшимся с его обликом. – Вот я сейчас полицию вызову. Шарят и шарят по дворам охламоны. Чисто стервятники. Узнали, что в доме беда, и слетелись, чтобы падалью поживиться. Ну-ка убирайся отседова, а то шмальну сейчас, не доводи до греха.
Мужичонка действительно вытащил из-за спины охотничий дробовик, и Дмитрий примирительно поднял обе руки, словно сдаваясь.
– Я не стервятник, я из полиции, – сообщил он и, достав из кармана удостоверение, протянул его мужичку. Тот подошел поближе, уткнулся в протянутый документ носом, видимо, плохо видел, забормотал под нос, чуть ли не по слогам.
– Во-ро-нов Дмит-рий, – прочитал он и секунду-другую постоял, видимо, обдумывая прочитанное. – Уп-рав-ле-ни-е УВД по городу. – Он снова замолчал, немного подумал и поднял на Дмитрия слезящиеся светлые глаза: – Так это ж от нас далеко.
– Шарик маленький, – сказал Дмитрий, убирая удостоверение обратно в карман. – Земной шарик, я имею в виду. Так что все относительно близко, хотя страна у нас действительно большая.
– Так ты из того города, где Тоху убили, – понял вдруг старичок. – Матерь его ищешь? Так в больнице Аннушка. Как про сына-то весточку получила, так и слегла. Увезли ее по «Скорой» в ЦРБ нашу, говорят, гипертонический криз. А я так думаю, удар у ей случился, а врачи просто лечить не хотят или нечем им. А в область переводить – связи нужны, а откуда у Аннушки связи. Вот ты скажи, могут у простого человека нужные связи быть или не могут?
Дмитрий признался, что про связи не в курсе, и поинтересовался у мужичка, как того зовут.
– Иван Савельевич я, сосед ихний, – он кивнул головой на запертый дом. – Я к Аннушке как раз в гости зашел, наливает она мне иногда, жалеет, добрая она, Аннушка-то. Вот я зашел, она мне борща налила, хлеба отрезала, самогону налила, а сама во двор пошла белье развешивать. Говорит: «Некогда мне, Савельич, с тобой балабонить, мне еще яблочное варенье готовить». Тоха у нее очень яблочное уважал, вот она и затеялась, чтобы к его приезду успеть. А тута из полиции нашей и пришли с сообщением, что Тоху убили. Аннушка как услышала, так и упала, где стояла. Вот мы ее в больницу-то и отправили, я дом запер, теперь хожу, проверяю, чего тут и как.