Твоя примерная коварная жена - Страница 70

Дочь, вставшая на сторону отца, звонила теперь даже не каждый день. Как-то попала в то время, когда в квартире Норы был Горохов. Да что там в квартире, в постели. Нора, разговаривая с дочерью, продолжала ласкать любовника, он стонал, и Вика, конечно, все поняла. Не маленькая уже, семнадцать лет. Поняла и матери звонить практически перестала.

Вспомнив сейчас о дочери, она вдруг подумала и о своей крестнице, Варе Бжезинской. Девочка в последнее время на связь со своей крестной не выходила, и это было странно. Нора вдруг подумала о том, что у нее остался один-единственный способ поквитаться с Норой – настроить против нее дочь. И она решительно взялась за телефон.

– Варежка, – ласково сказала она, когда Варя после длительных гудков все-таки взяла трубку. – Здравствуй, Варежка. Как ты живешь, девочка моя?

– Хорошо, – в голосе Вари сквозила какая-то бесконечная, совсем недетская усталость. – Я поживаю хорошо, тетя Нора.

– Тетя Нора? С каких это пор ты перестала звать меня Крёской?

– С тех пор как вы перестали быть моей доброй феей. И стали злой волшебницей.

– Варежка, ты что? Это тебя мама против меня накрутила? Так она же врет. Она просто меня ненавидит и поэтому говорит гадости, чтобы нас поссорить. Не верь в плохое про меня. Мама это специально делает.

– Тетя Нора! Вы. Больше. Никогда. Не будете. Говорить. О маме. Плохо, – девочка чеканила каждое слово, как Горохов десять минут назад. – По крайней мере мне. Впрочем, у вас не будет такой возможности. Вы просто больше не будете никогда ничего мне говорить. Я не стану с вами разговаривать, даже если вы мне позвоните. Имейте в виду – я вношу ваш номер телефона в черный список.

– Варежка, – Нора не выдержала и все-таки заплакала, хотя расклеиваться перед какой-то девчонкой было не в ее правилах. – Что ты говоришь, Варежка? Мы же с тобой всегда так друг друга любили. Ты и с Викой всегда дружила, и мне все свои девичьи тайны доверяла. Ты вспомни, ты же всегда со мной обсуждала то, что с мамой не могла.

– Тетя Нора, – голос четырнадцатилетней девочки был взрослым-взрослым. Ну надо же, а Нора даже не заметила, как она повзрослела там, в этой своей Франции. – Если вы думали, что, выбирая между вами и мамой, я выберу вас, то вы ошибались. Но вы ведь не могли так думать, правда? Потому что маму я люблю больше всех людей на свете. Она – самая замечательная женщина, которую я знаю, и я могу только мечтать о том, чтобы хоть немного быть на нее похожей. Я любила вас, да, не спорю. Но никогда, ни при каком раскладе вы не смогли бы заменить мне маму. Всего доброго. И не звоните мне больше.

В ухе запищали тонкие противные гудки. Нора сползла с кровати, уткнулась в смятое одеяло лицом и завыла в голос. В последний раз она так выла, когда узнала про самоубийство отца. С его уходом разрушилась та привычная, сладкая, налаженная жизнь, в которой Эля Фалери была маленькой, всеми любимой, избалованной и капризной принцессой. Сейчас, четверть века спустя, жизнь разрушилась снова. Все нужно было начинать сначала. И не было ни одного человека, на которого бы она могла опереться. Который бы ее любил.

Звук поворачивающегося в двери ключа заставил ее напрячься. На минуту в голову пришла шальная мысль, что Горохов решил ее убить и подослал киллера. Нора с криком вскочила на ноги, как была нагая, выскочила в коридор и со страхом уставилась на родную дочь, спокойно запирающую за собой дверь.

– Вика?

– Мама? Ты чего в таком виде? Или, – она чуть помедлила, – или я не вовремя. Ты не одна?

– Одна, – сдавленно пробормотала Нора, захлебываясь слезами. – Я совсем одна. Окончательно. Бесповоротно. Насовсем.

– Он тебя бросил, что ли? – проницательно спросила дочь, которая тоже повзрослела, совсем незаметно для Норы. – Мамочка, так это же было понятно с самого начала. Он подонок, а тебя угораздило увлечься подонком. Через это все проходят. Это не смертельно.

Она подошла к матери и обняла ее, прижав растрепанную голову к своей груди.

– Ой, мамочка, мамочка. Неужели ты не знаешь, что от несчастной любви не умирают, а разбитое сердце лечат коньяком. Налить тебе?

Нора вспомнила заветную бутылочку, которую таскала в сумке в последнее время, и покраснела. Еще не хватало спиться для полного счастья. Впрочем, еще один раз ничего не решает.

– Налей, а я пока пойду надену что-нибудь, – пробормотала Нора и вспомнила свою мать, бездумно стоящую у залитого дождем окна, спрятавшись в складках тюлевых штор. И себя, ставшую матери надеждой и опорой до тех пор, пока та не вышла замуж за подонка и проходимца. Нет, она не повторит судьбу своей матери и не испортит жизнь Вике. Это единственное, что она еще в силах сделать для своей семьи. – Налей, – повторила она. – И я поплачу у тебя на груди, как будто мне снова семнадцать лет. И запомни, доченька, это будет в первый и последний раз. Только сегодня. Я обещаю тебе.

* * *

Наши дни

Дмитрий Воронов

Секретарша Мила удивилась их приходу очень сильно. Удивилась, но не испугалась. Это Воронов отметил опытным глазом сразу.

– Ой, Элеонора Александровна, вы приехать решили? – прощебетала она. – А я уже почти все нашла. Вот личное дело Олега Николаевича, сейчас адрес выпишу. Вы извините, что я припозднилась, просто я не сразу смогла из дома выйти. Я, – щеки девушки покрылись легким румянцем, – была не одна. Я вас подвела, да?

– Вот что, Мила. – Воронов взял в руки папку с личным делом Меркурьева, но листать не стал, внимательно глядя на девушку. – Вы бы нам чаю вашего волшебного заварили, с травками. И мне, и Элеоноре Александровне, и Витольду Михайловичу.