Твоя примерная коварная жена - Страница 74

– Олег, пойдем, поговорим.

Загадал про себя, что, если только будет шанс не совершать задуманного, он не станет. Отступится.

– Чего тебе? – Меркурьев смотрел спокойно, не настороженно. Он не боялся, потому что уверенные в своей правоте люди не испытывают страха. Это Лукьянов знал по себе. Ведь ему тоже сейчас было совсем не страшно.

– Давай по-мужски. Поборемся в поединке, кто победит, того желание и выполняется. Поборешь меня, я сдамся сам. Я одержу верх – ты промолчишь, понял?

На секунду мелькнула спасительная мысль, что так все и будет. Он знал, что Меркурьев никогда не нарушит данного им слова.

– Я не промолчу, – тихо ответил тот. – Но если ты хочешь по-мужски, то я не против.

– Давай, пока Валька не вернулся.

– Да, не нужно ему это видеть, – спокойно согласился Олег. – Но он все равно все узнает. Рано или поздно все узнают. Ты запомни, Васька. Нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Василий секунду-другую прислушивался, не идет ли Ушаков, а затем повернулся к скале и с размаху приложился к ней лицом. От нечеловеческой боли у него потемнело в глазах, он сжал рот, чтобы не закричать, прокусил губу, чтобы одной болью попытаться затмить другую, первую, практически невыносимую. Кровь заливала лицо, он часто моргал, чтобы видеть ошеломленное лицо Меркурьева.

– Ты что? Сдурел?

Бывший друг, в одночасье превратившийся во врага, сделал шаг, всего лишь один маленький шаг навстречу Лукьянову, и этого было вполне достаточно, чтобы нанести удар. Точный удар ножом, вошедшим под ребра. Левой рукой он зажал Олегу рот, гася предсмертный хрип, а правой повернул нож, довершая начатое. Спокойно, без тени отвращения, ужаса или брезгливости, пожалуй, даже с любопытством он смотрел, как из глаз Олега уходит искра жизни. Глаза эти, серые, прозрачные, словно осеннее небо над начинающей замерзать рекой, так похожие на его собственные, подернулись мутной дымкой, закатились, стали страшными, пустыми, мертвыми.

Кровь Меркурьева лилась по его рукам, смешивалась с кровью, капающей из разбитого лица самого Лукьянова, он размазывал ее по себе, горячую, будто все еще живую. Глянув вниз, в долину, ведущую к горному ручью, он видел маленькую точку – возвращающегося Ушакова. В драме, которую он только что писал наперегонки с судьбой, нужно было поставить финальную точку.

Василий быстро достал из нагрудного кармана свои документы, расстегнул карман Олега, вытащил его книжицу, тщательно измазал в крови, а затем сунул себе в карман. Свой военный билет он запихал Олегу в сапог. Это уже не имело никакого значения. Поднял тело, водрузил на плечи, обошел скалу, размахнулся и бросил. Туда, где, как он знал, находились мины. Взрывной волной его бросило на скалу, оторвало лоскут кожи на лице, кровь снова залила глаза, стало так больно, что на секунду он решил, что потеряет сознание, но сейчас это было нельзя. Совсем нельзя.

Он оглядел себя и остался доволен увиденным. Высокая фигура в рваной гимнастерке, заляпанной кровью, на лице одни глаза. Чьи? И не поймешь сразу. Встал во весь рост, раскинул руки, качаясь. Пошел навстречу бегущему Вальке. Лениво подумал, что если тот сам напорется на мину, то одной проблемой будет меньше, достал из кармана «лимонку» с половинным запалом, выданную ему «на всякий случай» афганскими товарищами, подпустил Вальку поближе, совсем близко, фактически упал ему на руки.

– Что случилось? – Валька говорил шепотом. Ему было очень страшно, сразу видно. – Что это было?

– Васька подорвался, – Лукьянов говорил глухо, понимая, что находящемуся в шоке Вальке сейчас не до того, чей голос он слышит. – И меня задело. Ты стой, не ступай, тут мины, везде мины. – Вытащил чеку и успел подумать лишь о том, что если духи обманули, то он встретится с Олегом на небесах прямо сейчас. Толкнул Вальку, подсунув гранату ему под спину, и упал сверху. Второй взрыв оказался гораздо слабее первого. Через пару секунд Василий пошевелился, чтобы убедиться, что жив. Сел, ощупал руки, ноги, голову, перевернул хрипящего без сознания Вальку, в боку которого зияла большая страшная дыра, взвалил его на плечи и, пошатываясь, пошел прочь, остатками угасающего сознания держа в голове карту минного поля.

Он шел в другую сторону от своей роты, зная, что сегодня к вечеру в ней не уцелеет практически никто. Шел «к соседям», зная, что дойдет, потому что не имеет права не дойти.

«Меня зовут Олег Меркурьев, – бормотал он, словно в бреду. – Мой друг Василий Лукьянов подорвался на мине, а нас с Валькой просто зацепило. Зацепило».

Где-то через час ему повезло выйти к своим. Тем своим, среди которых ему отныне предстояло всегда быть чужим. Ему навстречу бежали люди, бережно приняли тяжелое тело Вальки.

– Жив, – сказал кто-то, и Василий равнодушно подумал, что ему все-таки удалось сохранить пентюху жизнь. – Вы кто такие, парень?

– Меня зовут Олег Меркурьев, – непослушными губами выговорил он, такими же непослушными пальцами вытащил окровавленный военный билет с заляпанной бурыми пятнами фотографией в нем. Услышал далекие взрывы, в которых, как он знал, сейчас гибли его товарищи, не предупрежденные о минном поле, и упал без сознания, успев подумать, что теперь уж точно обратной дороги нет. Вместе с военным билетом выпала из кармана черно-белая фотокарточка с милым девичьим лицом. И чьи-то чужие руки заботливо положили ее внутрь военного билета. Чтобы не пропала.

* * *

Наши дни

Дмитрий Воронов

По домашнему адресу, который значился в личном деле начальника службы безопасности фирмы «ЭльНор» Олега Меркурьева, на самом деле оказавшегося числившимся убитым в Афганистане Василием Лукьяновым, дверь открыла молоденькая девчушка в лосинах, длинной майке и с двумя смешными хвостиками волос на голове.