С детства повелось, что головная боль, накидываясь на Нору, обязательно приводила за собой тошноту и разноцветные круги, мелькающие перед глазами. Она отвела глаза от окна, причем движение далось ей с трудом, сглотнула тугой ком, поднимающийся из желудка, воровато посмотрела на дверь кабинета, не войдет ли кто, и вытащила из запирающегося на ключ ящика стола маленькую бутылочку. Почему-то содержимое бутылочки с головной болью умело договариваться на ура.
Через пару минут приятная теплота разлилась по телу, напряженные плечи опустились, руки теперь лежали на подлокотниках кресла расслабленно и спокойно, боль отпустила, загнав в клетку и тошноту. Нора подышала открытым ртом и засунула за щеку мятную жвачку. Еще не хватало слухов. Хотя скоро ей будет совершенно все равно, кто и что про нее говорит. Она рассеянно полистала лежащий на столе перекидной календарь, чтобы проверить, сколько еще осталось ждать. По ее расчетам выходило, что недолго, недели две, максимум месяц.
Удовлетворенно улыбнувшись и подавив желание сделать еще глоток из припрятанной бутылки, она решительно выкинула из головы все мысли, не относящиеся к работе, и открыла папку с принесенными ей документами. В конце концов, от ее сегодняшнего усердия зависит светлое завтра. И для нее, и для ее нового любовника, к которому она теперь привязана намертво. Так крепко, что не вырвать с корнем.
Наши дни
Дмитрий Воронов
Поиски Степана Ушакова, живого или мертвого, ни к чему не привели. Молодой главный инженер «ЭльНора» как сквозь землю провалился. Дома, в съемной однокомнатной квартире, он не появлялся, на работу не приходил. Двоюродная сестра Степана, благодаря которой он и приехал в город на Волге из родной Архангельской глубинки, не видела его уже около двух недель. По ее словам, в последний раз брат звонил ей накануне своего исчезновения. Держался как всегда. Встревожен ничем не был. Своими планами куда-то уехать не делился.
По просьбе следователя сестра позвонила на родину Ушакова, стараясь не проболтаться, что парень пропал, поговорила с его мамой и братом. Те были спокойны, передавали Степе привет.
– Что-то не звонит несколько дней, – сказала старшая Ушакова, впрочем, без особого волнения в голосе. – Да я ведь понимаю. Новая работа у него. Это же ответственность какая. Шутка ли – главный инженер. Я его и не тревожу. Освободится от дел, сам позвонит.
– Может, врут, – задумчиво сказал Дмитрий Воронов, когда следователь рассказал ему про звонок в Архангельскую область. – Может, он у них там на печке сидит, а они его отчего-то покрывают. Разве ж такое бывает, парень неделю матери не звонил, а она не волнуется.
– Ты еще скажи, что он сбежал и на печку к матери под юбку спрятался, потому что Антона Попова отчего-то убил, – устало сказал следователь, которому фортели, выкидываемые судьбой по данному уголовному делу, уже порядком надоели. – А что, Димка, а вдруг все так и было, а?
– Ты этого Ушакова видел? – сердито спросил Дмитрий. – Щенок он вислоухий, а не убийца. Нет, причина его исчезновения в том, что он видел что-то, опасное для убийцы. И наша задача – понять, что именно.
Воронов чувствовал себя виновным в исчезновении Степана. Если бы он только тогда выслушал парня. Тот, конечно, мялся и не говорил ничего конкретного, но на то Воронов и опер, чтобы почувствовать в обрывках информации нечто важное, зацепить кончик ниточки, размотать клубок, вытащить из Ушакова все, что тот то ли не мог, то ли стеснялся сказать.
Он знал, что до конца своих дней не сможет простить себе смерть несчастного парня, и утешало его только то, что труп Ушакова пока не был найден. Может, правда уехал, испугавшись неведомого убийцу?
Освободившись от ежедневной рутины, Дмитрий приходил домой, ложился на кровать, отворачивался лицом к стене и снова и снова прокручивал в голове разговор с Ушаковым. Что именно тот пытался тогда ему сказать? И может ли эта информация как-то помочь в его поисках?
Лелька к мужу не приставала. Понимала, что он занят расследованием сложного дела, и не обижалась. Она вообще была понимающей, его жена. И Воронов, сильно обжегшись своим первым браком, не мог не понимать, как сильно ему повезло.
Итак, о чем рассказывал ему Степан? О том, что у его отца были два армейских друга. Один из них погиб в Афганистане, а второй был ранен, после лечения исчез, и как Ушаков-старший ни старался, он так и не смог его найти на просторах огромного, к тому моменту уже распадающегося Советского Союза. Осталась только фотография трех друзей, на которую маленький Степан любил смотреть в детстве под отцовы рассказы об афганском братстве.
Может быть, в коридоре «ЭльНора» он встретил того самого третьего друга, которого узнал по старой фотографии? Это может быть, но почему тогда Степан сказал, что он видел человека, которого тут «вообще не может быть»? Удивился, что много лет разыскиваемый товарищ отца жил в одном городе с ним? Возможно, вполне возможно. Но что в этой информации опасного? Настолько опасного, что от Степана нужно было срочно избавиться?
Кстати, что еще совсем недавно Воронов слышал про Афган? Он напрягся, вспоминая обстоятельства, при которых прозвучало это слово, и память услужливо выдала побеленную печь, запах яблок, пар, поднимающийся от самовара, и журчащий говорок седого старичка, Савельевича, соседа Антона Попова. Да, точно. Именно он рассказывал про то, что главный враг Антона – Василий Лукьянов, подравшийся с ним из-за Эли Яблоковой и засадивший его в тюрьму, служил в Афгане и погиб, не вернувшись домой.