Твоя примерная коварная жена - Страница 42

– Обещаете?

– Обещаю.

– Ловлю на слове. Ладно, Эля. Тогда идите в палату и ложитесь отдыхать. Завтра у вас обследование. Это тяжело, особенно с непривычки. Вам нужно выспаться.

– Да я уже выспалась. До ужина проспала чуть ли не пять часов. Даже странно. У меня в последнее время проблемы со сном. А тут спала так, как будто меня убили. И не снилось ничего. Я, если честно, погулять бы сходила. В этом году такая осень удивительно красивая. Мне даже странно. Вот и не тепло, и бабьего лета не было, и дожди почти весь сентябрь идут, а я все время отмечаю, какая вокруг красота. От разноцветья листвы у меня прямо дыхание останавливается, и это впервые в жизни, хотя осень ведь каждый год бывает. Странно я говорю, да?

– Я понимаю. – Семенов немного помолчал, словно принимая решение. – Знаете что, давайте сейчас допьем вино и пойдем гулять по осенней Москве. Вы любите Москву?

– Люблю. Всегда любила. Но в этот приезд, впервые за долгие годы, я отчего-то чувствую себя здесь как дома. Хотя уехала отсюда много лет назад и не пожалела ни разу. Странно это. Вообще все странно, что вокруг происходит. Как будто не со мной.

Она сходила в палату за плащом и спустилась в холл, где ее уже ждал одетый в толстую кожаную куртку Семенов. Они молча брели по вечерней, залитой огнями улице, загребая ногами не убранные ленивым дворником или снова успевшие нападать листья. Разговаривать не хотелось. Но молчание не тяготило Эллу, совсем наоборот, от него становилось легче, будто лопались в душе невидимые пузырьки горя и боли, растворяя свое грустное содержимое в кипящей крови. Элле даже казалось, что она слышит легкий звон лопающихся пузырьков, как в закипающем в медном тазу сладком варенье. В детстве она больше всего любила лакомиться снятой с него пенкой.

Впервые с момента раскола «ЭльНора», расставания с мужем и ссоры с Норой она испытывала если не покой, то хотя бы умиротворение и гадала, вдыхая холодный влажный воздух. Что было тому причиной – неожиданный отдых, хорошее самочувствие, от которого она уже отвыкла, или бредущий рядом мужчина? Высокий, широкоплечий, надежный, напрочь лишенный суетливости, уверенный в себе. Интересно, сколько ему лет? Она бы дала не больше пятидесяти, может, даже чуть меньше, но внешность, как известно, бывает так обманчива.

Она искоса поглядывала на его профиль. Он шел, засунув руки в карманы своей куртки, которая очень ему шла и, как успела отметить Элла, была не из дешевых, и смотрел то ли вперед, в уходящее вдаль пространство улицы, то ли вглубь себя. О чем он думал, она не знала, но в выражении его словно высеченного из камня лица была и затаенная грусть, и какая-то непонятная ей тихая радость, и смелость, словно он только что раз и навсегда принял какое-то важное для себя решение.

В полном молчании прошли три квартала, свернули направо, потом в какой-то узкий переулок, где совсем не было машин, зато росли каштаны, щедро усыпанные коричневыми плодами, совсем как в Париже. Элла, привыкшая перемещаться по городу исключительно на машине, уже чувствовала, как устали ноги, зажатые узкими ботильонами.

– Устала? – он взял ее под руку, внезапно перейдя на «ты». – Вон подъезд уже виден. Сейчас отдохнешь.

– Какой подъезд? – не поняла Эля. По ее представлениям, до клиники было ходу еще минут десять.

– Моего дома. Я тут живу. Приглашаю тебя в гости. Зайдешь?

На мгновение Элле стало страшно, как перед прыжком в воду с большой высоты. Где-то далеко внизу качалась водная гладь, кажущаяся твердой и негостеприимной. Казалось, что об нее можно расшибиться насмерть. Интересно, женат ли он? Если да, то где его жена. А если нет, то, может, доктор Семенов всех своих пациенток приглашает в свою квартиру. Элла глубоко вдохнула холодный, немного горьковатый от аромата каштанов воздух и все-таки «прыгнула».

– Да. Зайду.

В темном коридоре квартиры, кажется, достаточно большой, он снял с Эллы плащ, а затем, не останавливаясь, очень аккуратно стянул через ее голову тонкий кашемировый свитер с высоким горлом, который она несколько лет назад привезла из Милана, потянул вниз молнию на юбке. Та упала к ногам, словно сдаваясь на милость победителя. Элла переступила, как стреноженная лошадь, освобождаясь от ставшей ненужной юбки. Семенов опустился на колени, снял с ее ног ботильоны, погладил шелк колготок, поцеловал сначала одно ее колено, потом другое. Элла никогда не думала о том, что колени могут быть эрогенной зоной. Оказывается, она была не права.

Она задрожала, нетерпеливо шевельнула бедрами, словно прося не останавливаться. Тогда он стянул с нее мешающие колготки, с восторгом присвистнул, по достоинству оценив кружевные фестоны белья, стоившего примерно четыре средние российские зарплаты (когда-то в прошлой жизни она, как совладелица «ЭльНора», могла себе позволить такие траты), взял ее на руки и пошагал куда-то вглубь квартиры, не включая свет.

Очутившись на широкой, кажущейся нескончаемой кровати, Элла на мгновение осталась одна, тут же испугалась собственной смелости, с которой нырнула в это так не вязавшееся с ней приключение, но он не дал ей шанса передумать, мгновенно оказавшись рядом. Элла так и не поняла, когда он успел полностью раздеться, но сняв с нее белье, являющееся практически произведением искусства, он без всякого почтения бросил его куда-то в угол и тут же накрыл ее своим большим тяжелым телом.

– Я помню, чем кончалась песня нашей с тобой молодости, – сказал он. – «И без исключенья, все с восхищеньем смотрят ей вслед. И не замечают, как плачет ночами та, что идет по жизни смеясь».